![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
cantadora_09Для меня, собственно, это о том, в чем разница между символом и знаком, образом и обыденной реальностью, и опять - о буквализме, которого все-таки следует избегать.
Оригинал взят у![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
tjorn в В чём разница между "осовремененной" экранизацией/постановкой и ...
Оригинал взят у
tjorn в В чём разница между "осовремененной" экранизацией/постановкой и ...... опошленой?... скорее - обессмыслененой. Лишённой смысла в процессе попытки особо доходчиво этот самый смысл донесть до "потребителя смыслов". Странно? Зато - правда.
Даже на первый взгляд очевидно, что сам разговор о глубине требует присутствия в образе второго плана, чего-то, что не явлено, но отчетливо присутствует, скрывается – и тем самым раскрывается его первым планом. Очевидны и средства, соединяющие два плана образа: это аллюзия, реминисценция, ассоциация – намек, напоминание, сведение воедино.
Представляется, что проблематично, прежде всего, качество второго плана. Так, соотнесение персонажа с реальным прототипом способно вместо глубины добавить ему плоскости, и это, кстати, ставит серьезную проблему перед комментатором, сообщающим читателю сведения, не просто лишние для восприятия образа, но уплощающие этот образ. Сведение художественной сцены к текущим (в каком бы времени они не происходили), актуальным событиям создает памфлетность, заведомо противопоставленную глубине. Воспроизведение в портрете жеста, виденного в другом портрете, заставит говорит скорее о подражательности, чем о глубине. И т.д.
В чем тут дело? По-видимому, в том, что указанные соответствия находятся, на самом деле, в пределах одного плана, не выводят нас за пределы наличной действительности, действительности явленной. Реальность и литература, реальность и живопись оказываются однородны с этой точки зрения, они не составляют сочетания планов – они работают одинаково, проявляя или не проявляя в явлениях (литературы или действительности) того, что не явлено, иного, внеположного наличной действительности. Художник же ищет именно иного. Александр Блок записывает в январе 1912 года, в разгар работы над «Возмездием» – исторической, казалось бы, поэмой: «Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременным, до тех пор не станешь писателем, не только понятным, но и кому-либо на что-либо, кроме баловства, нужным».
Отрывок из
- Ну, а что? Ведь тем же люди живут, так же дышат! Почему же не происходить действию в 21 веке, в привычных-понятных-актуальных декорациях и бытовых условностях?!
Но отчего-то туго сепарируется со-ВРЕМЕННОСТЬ этих самых условностей и ВНЕ-временность этих самых тем. А Вечность показательной казуализации не терпит. Она от неё, как тонкая драгоценная ткань - от неосторожного трепания "в пир и в мир", рассыпается. И становится как-то тоскливо и недоумЕнно... "А что, собственно, ЭТО было?..."
Что... зачем... о чём... кому... "нахуа"... What's Hecuba to him, or he to Hecuba…
Крайняя "гекуба" у меня была весной, после просмотра "Гамлета" в Александринском театре. Всё хорошо. А кое что даже красиво... но вот эта самая проклятущая "нетленная сучность" истории... делась куда-то...утекла меж пальцев. И стало ... ску-у-у-у-учно-о-о-о-о-о....
Два плана должны наложиться один на другой так, чтобы внутреннее не существовало нигде, кроме как во внешнем (любое выговаривание внутреннего впрямую ведет к утрате глубины), образ должен начать являть иное, иное должно начать проступать и преобразовывать образ, порождая в нем смысл, не могущий быть заключенным в очевидно явленном. Это сочетание планов должно вызвать у зрителя или читателя чувство растерянности и потрясенности.... когда в этюде «Девушка расчесывает волосы»[ix] Коро повторяет жест Венеры Анадиомены Тициана, мы видим, как в очень юном существе пробуждается и овладевает им древняя стихийная сила, та, которую греки называли Афродитой, как эта сила вновь является в мире в образе, как человеческое существо становится, по сути, лишь одним из явлений этой силы, и если она покинет его – оно будет опустошено, - мы испытываем потрясение, а не скуку от повторения.
Отрывок из t_kasatkina в О глубине образа
Даже на первый взгляд очевидно, что сам разговор о глубине требует присутствия в образе второго плана, чего-то, что не явлено, но отчетливо присутствует, скрывается – и тем самым раскрывается его первым планом. Очевидны и средства, соединяющие два плана образа: это аллюзия, реминисценция, ассоциация – намек, напоминание, сведение воедино.
Представляется, что проблематично, прежде всего, качество второго плана. Так, соотнесение персонажа с реальным прототипом способно вместо глубины добавить ему плоскости, и это, кстати, ставит серьезную проблему перед комментатором, сообщающим читателю сведения, не просто лишние для восприятия образа, но уплощающие этот образ. Сведение художественной сцены к текущим (в каком бы времени они не происходили), актуальным событиям создает памфлетность, заведомо противопоставленную глубине. Воспроизведение в портрете жеста, виденного в другом портрете, заставит говорит скорее о подражательности, чем о глубине. И т.д.
В чем тут дело? По-видимому, в том, что указанные соответствия находятся, на самом деле, в пределах одного плана, не выводят нас за пределы наличной действительности, действительности явленной. Реальность и литература, реальность и живопись оказываются однородны с этой точки зрения, они не составляют сочетания планов – они работают одинаково, проявляя или не проявляя в явлениях (литературы или действительности) того, что не явлено, иного, внеположного наличной действительности. Художник же ищет именно иного. Александр Блок записывает в январе 1912 года, в разгар работы над «Возмездием» – исторической, казалось бы, поэмой: «Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременным, до тех пор не станешь писателем, не только понятным, но и кому-либо на что-либо, кроме баловства, нужным».
Отрывок из
- Ну, а что? Ведь тем же люди живут, так же дышат! Почему же не происходить действию в 21 веке, в привычных-понятных-актуальных декорациях и бытовых условностях?!
Но отчего-то туго сепарируется со-ВРЕМЕННОСТЬ этих самых условностей и ВНЕ-временность этих самых тем. А Вечность показательной казуализации не терпит. Она от неё, как тонкая драгоценная ткань - от неосторожного трепания "в пир и в мир", рассыпается. И становится как-то тоскливо и недоумЕнно... "А что, собственно, ЭТО было?..."
Что... зачем... о чём... кому... "нахуа"... What's Hecuba to him, or he to Hecuba…
Крайняя "гекуба" у меня была весной, после просмотра "Гамлета" в Александринском театре. Всё хорошо. А кое что даже красиво... но вот эта самая проклятущая "нетленная сучность" истории... делась куда-то...утекла меж пальцев. И стало ... ску-у-у-у-учно-о-о-о-о-о....
Два плана должны наложиться один на другой так, чтобы внутреннее не существовало нигде, кроме как во внешнем (любое выговаривание внутреннего впрямую ведет к утрате глубины), образ должен начать являть иное, иное должно начать проступать и преобразовывать образ, порождая в нем смысл, не могущий быть заключенным в очевидно явленном. Это сочетание планов должно вызвать у зрителя или читателя чувство растерянности и потрясенности.... когда в этюде «Девушка расчесывает волосы»[ix] Коро повторяет жест Венеры Анадиомены Тициана, мы видим, как в очень юном существе пробуждается и овладевает им древняя стихийная сила, та, которую греки называли Афродитой, как эта сила вновь является в мире в образе, как человеческое существо становится, по сути, лишь одним из явлений этой силы, и если она покинет его – оно будет опустошено, - мы испытываем потрясение, а не скуку от повторения.
Отрывок из t_kasatkina в О глубине образа
