cantadora_09: (Default)
[personal profile] cantadora_09
Господи, этот спектакль сделал всех нас сумасшедшими. Должно быть, что-то такое там происходит, какой-то выход за традиционные законы пространства и времени, театра и реальности, да просто того, к чему мы привыкли и привыкаем изо дня в день. Старая история, история – мать антиутопий и грозных фантастических предупреждений ХХ века, раскрылась, как цветок, и обнажила свое безумное, дикое, сводящее с ума дно.

Только сейчас увидев «Франкенштейна», я читаю отзывы других, и понимаю, что это не просто слова или рецензии, или попытки оценить происходящее – это исповеди, глубокие и личные исповеди людей, которые оказались в ситуации (может быть, впервые в жизни), когда искусство содрало с них ложную кожу и обнажило главное.

Мы – все, кто видели этот спектакль, посходили с ума, и я хочу рассказать, поделиться тем, как увидела его я.

И, конечно, прежде всего – о Викторе и Создании, о Джонни Ли Миллере и Бенедикте Камбербетче, о Бенедикте Камбербетче и Джонни Ли Миллере.

Подход к роли Создания у Ли Миллера и Камбербетча – это потрясающее искусство, требующее от зрителя сложной душевной работы. Бенедикт сделал его ребенком, животным, абсолютно природным существом, которое играет, прячется, затаивается, высовывается, охотится, удивляется, дружит и кусает. Его абсолютная телесность в этой роли подчеркивает и бросает зрителю в лицо его собственную, зрителя, страстность, заставляя почувствовать себя в самой глубокой интимности, за закрытыми дверьми, там, где творится наша самость, уже миллионы лет, самость, хорошо знающая, насколько она телесна.

Создание Бенедикта как будто нащупывает мир и себя в нем, соприкасаясь с поверхностью мира, людей, души и тела, и неожиданно проваливаясь в глубину, которой он сам пугается и от которой в ужасе отшатывается. Так проваливается он в Элизабет, отнимая ее женственность и жизнь, отчаянно мстя Франкенштейну за смерть своей никогда не жившей «жены», и в этот же момент открывая внутренние пики, от которых становится безымянно жарко. Так набрасывается на самого Виктора, сначала умоляя его о любви, а после глухо вторя его отчаянию – «Я не знаю, что такое любовь». – «Я научу тебя.» Бенедикт говорит криво и путано, он почти отнимает у своего Создания речь, и это решение совершенно осознанно. Говорить должно тело, прорываясь, протаскиваясь и каждую минуту рождаясь из полного смятения, изумления, страха, небытия. Это манифест младенца, бросающего своему родителю: «Ты бросил меня!» И это голос души самого Франкенштейна, который изгнал ее, испугавшись ее фрагментированности и уродства, но также и внутренней жажды любить и быть любимой.

Создание Ли Миллера более «человечно», более сглажено, куда больше оно способно наблюдать за собой, и – неизбежно – испытывать жалость к себе, неумолимо транслируя эту жалость героям и зрителям. В момент, когда Франкенштейн убивает женщину-Создание, его хочется прикончить голыми руками только за то, как дернулось тело Ли Миллера и какие ужас и боль поднялись в его глазах.

Тема Ли Миллера – предательство и вероломство, человеческое осознание, которое Создание забирает у Франкенштейна вместе с остатками разума и умением слушать другого и сопереживать ему. Бросая Виктору напоминание о том, что у творца есть обязательства, Создание обращается к человеку, которому нечем слышать эти слова. Создание Бенедикта искренне не понимает происходящего, оно лишь интуитивно чувствует несправедливость и восстает против нее.

В роли Виктора Бенедикт Камбербетч неуловимо «слабее», нежели в роли Создания, хотя в рисунке обеих ролей как целого он удивительно точен. Виктор Бенедикта – как будто недоделанный, недорисованный, обрубленный – в общем, неполноценный. И в этом есть свой смысл: как будто, изначально играя обоих внутри себя и в истории, которую он рассказывает, Камбербетч показывает, что Виктор отщепил Создание, отдав ему все темное, земное, страстное, убийственное, но также – слабое, нежное, наивное и неспособное контролировать, в себе. И то, как Виктор в исполнении Бенедикта все время падает на пол, не случайно: это своего рода цитата из Создания во Франкенштейне, объединяющая героев и позволяющая зримо увидеть, как Создание буквально «заземляет» Виктора.

Виктор Камбербетча – нереален. Он много двигается, быстро говорит и торопится, торопится, торопится. Встречной мелодией вступает тема Ли Миллера, который противопоставляет этому медленные, долгие и страдающие взгляды и жесты Создания. Ломаный Бенедикт будто танцует с плавным Джонни, создавая фантасмагорический эффект одного в двух телах.

Вообще, если бы существовал цветной и объемный театр теней, спектакль «Франкенштейн» попал бы именно в этот жанр. Происходящее на сцене поразительным образом реально и нереально: нарисованный рассвет, в который выходит Создание, звучит почти что словесной фразой, открывающей сказку о рождении новой жизни, а настоящий поезд, проезжающий по сцене, выглядит кусочком механической игрушки, одновременно – циклопическим монстром, созданным человеческим разумом, и мелкой забавой человечества в его огромной природной детской.

Боль, радость, терпение, зоркость, нежность, усталость, любовь, разочарование, сострадание – настоящие. От этого начинает кружиться голова и хочется броситься наперерез людям, глупым «людям», которые гонят и бьют Создание палками, потому что сквозь пелену своей алкоголической «нормальности» неспособны разделить в нем равного.

Виктор разделит. В конце – разделит, когда они уйдут вдвоем в рассветный туман, уже не столь однозначный, как в начале истории, покрытый сумраком сомнения и горьким пеплом осознания собственных ошибок. Но они пойдут туда вместе, не как Творец и Создание, а как люди, которым выпал один жребий.


original
This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

cantadora_09: (Default)
cantadora_09

May 2020

S M T W T F S
     12
3456789
101112131415 16
17181920212223
24252627282930
31      

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 11th, 2025 08:40 am
Powered by Dreamwidth Studios