(no subject)

 
Безграничное контейнирование

Удивительная тема – контейнирование. Богатая, глубоко метафоричная и в определенном смысле универсальная. Для психоанализа просто золотая жила.

Контейнирование читается рядом и вместе с питанием, принятием и отдачей – но по-другому, чуть иначе.

Если говорить условно, используя очень грубые приближения, то контейнирование в психоанализе считается «хорошим», в то время как принятие пищи…

С одной стороны, мы говорим о «принятии» психических энергоинформационных потоков ребенка матерью в себя, их переработке и отдаче вовне, обратно ребенку. В некотором роде этот процесс аналогичен кормлению и заботе на физическом уровне. Но если зайти с другого конца, - тесно с ним соотнесенный и рядом находящийся процесс принятия пищи и пищеварения в психоаналитических исследованиях звучит более чем специфично. Он даже передается при помощи весьма неоднозначных слов, вроде «инкорпорирование», «оральность», «интроецирование» и так далее. Не сказать, что слово «контейнирование» лучше. Однако контейнирование все же не обозначает особой позиции, вызывающей диагностическую активность терапевта.
Мы не выделяем фазы контейнирования, и контейнирующий характер, и пограничные расстройства контейнирующего типа. Зато оральность занимает видное место во всех типологиях, и как любая диагностическая категория, имеет свойство более или менее соскальзывать в совершенно особую оценочность.

Начиная с «оральной агрессии» и «орально организованных характеров», продвигаясь по незаметно сужающемуся тоннелю оральной симптоматики, она появляется «с другой стороны» как «акт пищеварения, результатом которого в конце концов является дефекация».

Последняя фраза – цитата из реального исследования авторитетного психоаналитика. Жаль, не читала его работ по контейнированию – если они есть.

Под таким углом получается, что оральность и питание – это одно и то же. С одного конца входит, с другого выходит, а заканчивается все… как в старом анекдоте про зебру и полосатую жизнь.

Вы спросите: к чему это я?

К тому, что лишь прочитав эту самую цитату о пищеварении и его конце, я осознала, что пищеварение не заканчивается актом дефекации. Это детское представление. Ребенок не знает, каков процесс жизни, ему неведомы тайны анатомии и физиологии, и он подчас легко принимает то, что видит, за действительное.

Процесс пищеварения завершается преобразованием пищи в энергию – в тонус мышц и силу голоса, в способность вставать по утрам, мчаться вперед и неспешно шагать, скрупулезно работать и совершать открытия. В нас самих. Только что это была пища – а сейчас это просто я, мои собственные телесные и духовные переживания.

Детское представление путает конечный результат с отходами производства. Оно не способно наблюдать процесс и из этого делает свои выводы, додумывает, дописывает процесс в своем воображении. Дефекация позволяет удалить из организма отходы, чтобы дать жизнь питательному субстрату.

И разве человек – это пищеварительная трубка с двумя концами? Слава великой Франсуазе Дольто и этому ее меткому замечанию. Разве и питание, и контейнирование может происходить по такому принципу? Так, словно оно совершенно не задевает субстанцию между – самого человека?

А впрочем… существует ли вообще в психоаналитической теории субстанция между?

Мы все время говорим о родителях, о внешнем и внутреннем мире, о каком-то движении энергии, о структуре психики, строим теории, гипотезы, предположения. Ищем опорные точки и отметины на белом поле мира. Но мне все больше кажется, что, с огромной скоростью снуя из пункта А в пункт Б той или иной теории, мы выбрасываем из нашего путешествия дорогу.

Вот если придет ко мне клиент и расскажет о том, что ел на завтрак, и каким вкусным был кофе, и как здорово в это время пела птица за окном – я что, должна буду интерпретировать это как оральную фиксацию?

Все зависит от контекста, все зависит от контекста, скажут мне.

Диагнозис – невероятно сложная вещь не только потому, что не существует чистых типов и все органично связано в контексте и динамически зависит одно от другого, но и потому, что не существует конечной инстанции, к которой можно апеллировать. То есть, это тот случай, когда вскрытие ничего показать не может. Исследуемая субстанция улетучивается вместе со смертью. А субстрат молчит.

Тысяча смертей на тысячах сеансов, еще до физической смерти, и каждый раз оно ускользает.

Слушайте, может мы не туда смотрим?

О да. Все зависит от контекста. Но тем не менее, помимо контекста, существует все же еще и текст. Текст, которого мы, конечно, не видим, не знаем и не узнаем никогда. Книга без обложки и даже без страниц в нашем понимании этих вещей. Скорее я бы назвала ее гипертекстом – в лучших традициях постмодернизма.

И она и есть то, при помощи чего мы формулируем тело нашей реальности. Оно не-мыслимо, не-видимо, не-познаваемо. Оно придумываемо нами в каждую секунду действительности. Оно пыль под ногами, - ибо прах есмь и во прах возвращусь.

Тело текста живет и процветает, творит новое, шутит, удивляет себя и других и делает нас непохожими. Такими непохожими. Делает нас свободными.

 

Контейнирует.

Дзенский мастер говорит: остановись и посмотри.

А теперь спроси: кто смотрит?