cantadora_09 (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
cantadora_09) wrote2013-07-29 10:35 pm
cantadora_09) wrote2013-07-29 10:35 pm
Entry tags:
Открытие мира
Восьмерка кубков – карта разочарования в детстве. После сладких фантазий Семерки, в которых тебе кажется, что весь мир выстроился в очередь, чтобы приготовить тебе наилучшее мороженое всех сортов, Восьмерка означает отрезвление. Ты вдруг видишь, что мир вовсе не так ласков, прост и однозначен, каким ты его представлял. В мире есть ловушки, яды и хищники. Привычная же домашняя обитель теперь может обернуться тюрьмой, а любимый маменькин компот – встать поперек горла.
И что же ты делаешь?
Отсюда у тебя есть два пути: во взрослость, где каждое явление, человека или действие нужно внимательно рассматривать, пробовать, испытывать на твою личную душевную и физическую безопасность. Где то, что предлагают даром, необязательно плохо, но и необязательно хорошо, а то, ради чего нужно долго трудиться, – не всегда ценный приз. Все нуждается в рассмотрении, в понимании, в узнавании. Ориентироваться в мире – и значит уметь делать эти различия. Это сложный путь, но очень продуктивный.
Второй путь – обратно в детство. Причем, в субъективной реальности он часто маскируется под два: исключительно детский и псевдовзрослый. Первый говорит: «Хищников не существует, мир добр, красив и очарователен». Это зелье из материнской чаши, которое со временем становится отравой, потому что за первым же поворотом и при первых же трудностях ты встретишься с незнакомым и шокирующим опытом реальности, который не совпадает с этим видением. Останется лишь размазывать слезы по щекам и жалеть себя.
Второй путь еще коварнее. Он говорит: «В мире повсюду хищники. Так устроен мир, и с этим нужно мириться, и подстраиваться под него». В результате ты все равно закрываешься в материнской крепости, не давая себе силы роста, потому что постоянно прячась от хищников в избегание или собственную лояльность, ты остаешься неизменным, а, значит, не растешь.
Взрослый ребенок, выбирающий первый путь, становится легкой добычей. Для всех и каждого. Для любой мало-мальски серьезной переделки, для любого циничного или не вполне осознанного попутчика. Взрослый ребенок, выбирающий второй путь, создает симбиотические отношения с покровителем, с деструктивным лидером, государством. Все что угодно, лишь бы не встречаться лицом к лицу с этим тотально хищным миром.
Восьмерка кубков не имеет других разрешений, кроме ухода, внешнего или внутреннего, от себя прежнего. Это очень важно. Потому что можно уйти от партнера, от работы, от родительской семьи, от политического строя, но не уйти от представления, что где-то там, в новой реальности, ты найдешь лучшую мать. (Что, кстати, не означает, что новые реальности не нужно искать и создавать). Именно поэтому вслед за Восьмеркой идет Девятка кубков, которая напоминает нам о необходимости уединения со своими собственными эмоциональными ресурсами и умении наполнять себя самому. Интересно, что это одновременно и эйфория взросления («ура, я покинул отчий дом!»), и нарциссическая аутичность («мне никто не нужен, кроме меня»), и тоска по партнерству, и желание разделить с кем-то свои ресурсы на новом уровне в Десятке кубков. При этом, чем дальше продвижение, тем более реалистично проявление стихии – от фантазийных романтизированных чувств к настоящим переживаниям, раскрываясь на этом этапе цикла созданием собственной семьи и своего дома.
Что происходит, если Восьмерка кубков не пройдена?
На личном уровне это означает стремление снова и снова создавать нарциссические отношения, когда партнер существует не сам по себе, а в качестве набора функций и инструментов для твоего благополучия. На уровне социального взаимодействия и коллективной реальности это в той или иной форме заключение сделки с обществом для того, чтобы в обмен на свою ответственность, уникальную личность и подлинное познание получить гарантированное чувство безопасности. Выбор – быть эмоционально сытым и быть живым, свободным и растущим, всегда изменяющимся и открывающим новое, – жестокий выбор. С точки зрения реальности матери, он груб и травматичен для ребенка. Но с точки зрения живого и разнообразного мира, это совершенно естественный и необходимый выбор.
В нарративе Восьмерки кубков поэтому заложены две базовые вещи: темнота безопасного лона и сладость кубков – сосков первоматери, и яркость алой одежды путника – души, которая берет на себя смелость это лоно покинуть. С тяжелым сердцем и в неизвестность, но в реальную жизнь.
Мне кажется, важно понимать, что эти состояния не меряются размером зарплаты, количеством звонков родителям, если вы живете отдельно, способностью встать в семь утра, чтобы пойти на работу, и так далее. Все эти «взрослые» вещи как раз прекрасно встраиваются в архитектурный ансамбль детства, наподобие психологических и социальных контрфорсов, позволяющих стоять стенам блаженного неведения. Та же готовая система, в которой можно ничего не создавать: достаточно попасть в приготовленную другими строку или лекало. Поэтому знаменитая психотерапевтическая «норма» высокофункционирующего невротика – ложь. Она лишь бегло просматривает перечисленные мной социальные билеты, не интересуясь, существуют ли места, в которые по этим билетам можно пройти. Но не идет дальше. Или даже больше: она предполагает, что существуют такие места, в которых путь замирает и поиск останавливается. Но человек на Восьмерке кубков идет. Он движется, что показывает бесконечную природу изменчивой и непостоянной жизни, которая всегда ищет, пробует, экспериментирует, ошибается, дышит, пульсирует. В противовес стоящему в Семерке перед застывшим миром собственных фантазий, персонаж Восьмерки переживает на собственном опыте состояние «я-теку-с-миром» и понимание, что не может быть иначе, если ты живешь полной жизнью. В этом смысле Восьмерка кубков становится картой переживания контакта с реальностью – постоянной динамической точкой роста, к которой не возвращаются, потому что знают, что она всегда здесь: как способность выдерживать неизвестность и быть всегда новым.
Получив Восьмерку кубков, мы получаем послание о том, что именно сейчас у нас есть прекрасная возможность: чувствовать, а не теоретизировать реальность. Познавать и признавать, принимать и слышать. Быть.
И что же ты делаешь?
Отсюда у тебя есть два пути: во взрослость, где каждое явление, человека или действие нужно внимательно рассматривать, пробовать, испытывать на твою личную душевную и физическую безопасность. Где то, что предлагают даром, необязательно плохо, но и необязательно хорошо, а то, ради чего нужно долго трудиться, – не всегда ценный приз. Все нуждается в рассмотрении, в понимании, в узнавании. Ориентироваться в мире – и значит уметь делать эти различия. Это сложный путь, но очень продуктивный.
Второй путь – обратно в детство. Причем, в субъективной реальности он часто маскируется под два: исключительно детский и псевдовзрослый. Первый говорит: «Хищников не существует, мир добр, красив и очарователен». Это зелье из материнской чаши, которое со временем становится отравой, потому что за первым же поворотом и при первых же трудностях ты встретишься с незнакомым и шокирующим опытом реальности, который не совпадает с этим видением. Останется лишь размазывать слезы по щекам и жалеть себя.
Второй путь еще коварнее. Он говорит: «В мире повсюду хищники. Так устроен мир, и с этим нужно мириться, и подстраиваться под него». В результате ты все равно закрываешься в материнской крепости, не давая себе силы роста, потому что постоянно прячась от хищников в избегание или собственную лояльность, ты остаешься неизменным, а, значит, не растешь.
Взрослый ребенок, выбирающий первый путь, становится легкой добычей. Для всех и каждого. Для любой мало-мальски серьезной переделки, для любого циничного или не вполне осознанного попутчика. Взрослый ребенок, выбирающий второй путь, создает симбиотические отношения с покровителем, с деструктивным лидером, государством. Все что угодно, лишь бы не встречаться лицом к лицу с этим тотально хищным миром.
Восьмерка кубков не имеет других разрешений, кроме ухода, внешнего или внутреннего, от себя прежнего. Это очень важно. Потому что можно уйти от партнера, от работы, от родительской семьи, от политического строя, но не уйти от представления, что где-то там, в новой реальности, ты найдешь лучшую мать. (Что, кстати, не означает, что новые реальности не нужно искать и создавать). Именно поэтому вслед за Восьмеркой идет Девятка кубков, которая напоминает нам о необходимости уединения со своими собственными эмоциональными ресурсами и умении наполнять себя самому. Интересно, что это одновременно и эйфория взросления («ура, я покинул отчий дом!»), и нарциссическая аутичность («мне никто не нужен, кроме меня»), и тоска по партнерству, и желание разделить с кем-то свои ресурсы на новом уровне в Десятке кубков. При этом, чем дальше продвижение, тем более реалистично проявление стихии – от фантазийных романтизированных чувств к настоящим переживаниям, раскрываясь на этом этапе цикла созданием собственной семьи и своего дома.
Что происходит, если Восьмерка кубков не пройдена?
На личном уровне это означает стремление снова и снова создавать нарциссические отношения, когда партнер существует не сам по себе, а в качестве набора функций и инструментов для твоего благополучия. На уровне социального взаимодействия и коллективной реальности это в той или иной форме заключение сделки с обществом для того, чтобы в обмен на свою ответственность, уникальную личность и подлинное познание получить гарантированное чувство безопасности. Выбор – быть эмоционально сытым и быть живым, свободным и растущим, всегда изменяющимся и открывающим новое, – жестокий выбор. С точки зрения реальности матери, он груб и травматичен для ребенка. Но с точки зрения живого и разнообразного мира, это совершенно естественный и необходимый выбор.
В нарративе Восьмерки кубков поэтому заложены две базовые вещи: темнота безопасного лона и сладость кубков – сосков первоматери, и яркость алой одежды путника – души, которая берет на себя смелость это лоно покинуть. С тяжелым сердцем и в неизвестность, но в реальную жизнь.
Мне кажется, важно понимать, что эти состояния не меряются размером зарплаты, количеством звонков родителям, если вы живете отдельно, способностью встать в семь утра, чтобы пойти на работу, и так далее. Все эти «взрослые» вещи как раз прекрасно встраиваются в архитектурный ансамбль детства, наподобие психологических и социальных контрфорсов, позволяющих стоять стенам блаженного неведения. Та же готовая система, в которой можно ничего не создавать: достаточно попасть в приготовленную другими строку или лекало. Поэтому знаменитая психотерапевтическая «норма» высокофункционирующего невротика – ложь. Она лишь бегло просматривает перечисленные мной социальные билеты, не интересуясь, существуют ли места, в которые по этим билетам можно пройти. Но не идет дальше. Или даже больше: она предполагает, что существуют такие места, в которых путь замирает и поиск останавливается. Но человек на Восьмерке кубков идет. Он движется, что показывает бесконечную природу изменчивой и непостоянной жизни, которая всегда ищет, пробует, экспериментирует, ошибается, дышит, пульсирует. В противовес стоящему в Семерке перед застывшим миром собственных фантазий, персонаж Восьмерки переживает на собственном опыте состояние «я-теку-с-миром» и понимание, что не может быть иначе, если ты живешь полной жизнью. В этом смысле Восьмерка кубков становится картой переживания контакта с реальностью – постоянной динамической точкой роста, к которой не возвращаются, потому что знают, что она всегда здесь: как способность выдерживать неизвестность и быть всегда новым.
Получив Восьмерку кубков, мы получаем послание о том, что именно сейчас у нас есть прекрасная возможность: чувствовать, а не теоретизировать реальность. Познавать и признавать, принимать и слышать. Быть.